Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг
Таким образом, патриарх решительно провел черту между принадлежащими к Восточной церкви и своевольно покинувшими ее людьми, принявшими обличие иноверцев — и ставшими в ряд с иноверцами вследствие нарушения одного из твердых канонов православия. Принадлежал ли к отлученным царь Петр? Нет. Не только в 1690 г., но и много позже, до кончины своего брата Ивана 29 января 1696 г., Петр Алексеевич строго соблюдал церковные обязанности православного государя. Он весьма пунктуально, даже во время походов, посещал богослужения, исправнейшим образом являлся на торжественных службах, совершаемых патриархом, не пропускал ни единого случая архиерейских «поставлений» [520].
Чрезвычайно болезненный телесно, но твердый духом Иван Алексеевич исполнял царский долг перед Церковью с великой ревностью, и Петр, неспособный подражать богомольному брату из побуждений нравственных, не мог уступить ему по крайней мере в публичных обрядах. Младший по возрасту царь являлся народу даже в Вербное воскресенье, во время установленного в XVII в., «во время мятежное» для Российского государства, обряда шествия патриарха на осляти. Празднование Входа Господня в Иерусалим символизировало различие и единство светской и духовной власти на Руси. Тщательно продуманная церемония подчеркивала высший авторитет Церкви и тем самым незыблемость укрепленной им власти царя православного.
Главное действо торжества начиналось на Красной площади, у Лобного места, с коего читалось праздничное Евангелие. Патриарх, изображающий Христа, благословлял народ вербой и осенял крестом, садился на «жребя» (евангельского ослика), а государь брался за повод и по устланному сукнами пути вел «жребя» с седоком в Кремль, к Успенскому собору. Во время этой красивой и пышной церемонии в центре внимания находился патриарх, тогда как перемещения самого царя с Красного крыльца и далее не выделялись. В 1693 г., например, государей Ивана и Петра не сопровождал благовест и в один колокол. Но Петр, конечно, не мог отступиться и позволить брату одному держать в руке повод патриаршего «осляти» [521].
Во время Азовских походов и, отчасти, Великого посольства, тесное взаимодействие Петра и Адриана выглядело образцом отношений государя и патриарха. 9 декабря 1695 г., собираясь в первый поход, Петр изволил пировать с Адрианом в Столовой палате с 5 до 8 часов ночи (дневные и ночные часы исчислялись тогда с рассвета и заката солнца). Провожая государя из–за стола, патриарх благословил его образом Богородицы Владимирской. По взятии Азова в 1696 г. Петр пировал с патриархом с последнего часа дня до последней четверти второго часа ночи и получил благословение образом Всемилостивого Спаса. Готовясь к отъезду за границу, царь 21 февраля 1697 г. провел у святейшего патриарха в Столовой палате три первых ночных часа и отбыл, благословленный образом Владимирской Богородицы. По пришествии из–за моря Петр угощался у Адриана днем 31 августа 1698 г., с 8 до 10 часов, после чего архипастырь благословил государя образом Успения Богородицы [522].
Огромное значение имела в этот период переписка царя и патриарха. Личным секретарем Адриана Карионом Истоминым было составлено 7 патриарших посланий одному Петру, к тому же множество грамот воеводам (Б. П. Шереметеву, А. С. Шеину, Б. А. Голицыну, гетману И. С. Мазепе и др.), в самых теплых словах ободрявших участников боевых действий и опасного вояжа в иноземные страны. Петр продиктовал в походах и посольстве 5 писем Адриану, которые, вместе с перепиской в 1695 г. с братом Иваном (ответные послания которого писал тот же Карион), служили важнейшими известительными грамотами о военных и политических событиях, на основе коих патриарх строил свои благодарственные объявительные слова [523].
Рукописи Кариона Истомина детально раскрывают продуманное взаимодействие отписок из походов и патриарших выступлений в формировании общественного мнения россиян. Например, 30 июля 1695 г. патриарх читал в Успенском соборе перед литургией благодарственное слово об успехах российских войск в Азовском походе, начав его так: «Благочестивейший великий государь царь и великий князь Иоанн Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержец, и вси благословеннии христиане, чада Божия, чада святыя Церкве и нашея мерности, услышите!» При этом в слово патриарха было включено объявление «списка» с грамоты из–под Азова, адресованной Петром брату Ивану, в котором, сравнительно с оригиналом [524], сделаны должные поправки (например, введено изложение от 3–го лица).
На следующий день, 31 июля, Адриан послал в полки Петру благословенную грамоту с поздравлениями и просьбой извещать не только брата–государя, но и его самого о новых победах. В тот же день направил свое письмо Петру и Иван Алексеевич, а от Адриана была послана благословенная грамота Б. А. Голицыну. В свою очередь, Петр еще 19 июля отослал Адриану грамоту с необходимыми известиями; 1 августа патриарху отписал гетман Мазепа (получивший ответное благословение) и т. д.
Ровно через год, 31 июля 1696 г., Адриан смог произнести торжественное слово о взятии Азова, с объявлением за сим соответствующей (литературно обработанной) грамоты Петра, которую читал думный посольский дьяк Е. И. Украинцев. А 1 августа благословенная грамота архипастыря была отправлена в стан победителей. Только в ней Адриан позволил себе сделать Петру замечание, приложенное «на особной хартийце», относительно вовсе уж вольного стиля государевых отписок: «В порадованных мне твоих писаниях твоего государского имени не обретается. И се не ведаем, как творится. Ибо когда в случаях в народ писание объявляется, и в предваряющая лета сохраняется, кто писал — ни мало знается. И так быть не подобает. Благоволи добромыслием твоим о сем посмотреть и делать как подобает, прошу в любовь, а не в прогневание» [525].
Корреспонденция царей, воевод и патриарха времен Азовских походов была направлена на формирование общественного мнения, хотя Адриан придал ей назидательный характер.
Однако общество, судя, например, по дневниковым Запискам Желябужского, в соответствии с замыслом авторов корреспонденции наиболее ярко воспринимало ее «объявительную» функцию. Окольничий Иван Афанасьевич Желябужский, хоть и не интересовался проповедями Адриана, четко отделял сообщения, присланные «почтой» или через гонцов, от «писаний», торжественно объявлявшихся в Успенском соборе, в том числе адресованных патриарху. Не упустил он и того факта, что при торжестве в честь взятия Азова в Успенском соборе «народу было множество и после молебна бояре патриарху здравствовали» [526]. Царская и патриаршая власть выступали единым целым.
Этот факт не менее, чем общая радость от победы над «агарянами», объясняет высказанное в записке Петру стремление Адриана сохранить Азовскую корреспонденцию «в предваряющая лета». Уже Карион Истомин, составляя беловик переписки, начал придавать ей вид «Книги о взятии Азова». Документы действительно сложились в публицистическую книгу [527], использованную в летописном своде митрополита Игнатия Римского–Корсакова и, в сокращенном виде, в Латухинской Степенной — крупном историческом произведении патриаршего казначея Тихона Макарьевского [528]. В самом начале XVIII в. на основе Книги была создана Повесть о взятии Азова Петром I в 1696 г. [529]
Близкие патриарху историки не случайно распространяли свое внимание на события после Азовского взятия: строительство Таганрога, Керченский морской поход 1699 г., грамоты Великого посольства и т. п. Адриан принял участие в знаменитых воронежских «кумпанствах», выстроив на церковные средства в 1698 г. два боевых корабля. Во время заграничного пребывания государя патриарх должен был играть в Москве — по крайней мере, как считал Петр — весьма важную роль. Среди множества увлечений и развлечений государь находил время писать Адриану, убеждая его, что ищет на Западе помощи для продолжения победоносной войны «против врагов имени Иисуса Христа» и освобождения порабощенных османами православных.
Угасающий от болезни патриарх, рукою верного секретаря, отвечал любезно, молясь по поводу сообщения Петра, что (вопреки ходившим на Москве слухам), «мы… при добром состоянии живы» и присоединяясь к радости государя по случаю побед союзного оружия над турками. Адриан никак не отреагировал на странное обращение Петра к нему как «Святейшему Архипастырю Россиян», звучащее так, будто царь и впрямь (как говорили) превратился в иноземца. Ощущая себя почти за гранью земной жизни, патриарх не мог даже помыслить, что готовит Петр Российскому православному царству по возвращении.
За гранью
Благословив Петра в совершенно немыслимое для государя путешествие на Запад, «инкогнито» и в более чем странной компании, Адриан остро ощутил приближение смерти. Болезнь давно мучала нестарого, по меркам архиереев того времени, архипастыря. Еще 21 февраля 1696 г. «патриарху припала параличная болезнь, и с того году святейший патриарх тою болезнию был одержим» [530]. В отличие от Иоакима, Адриан не гнал от себя дипломированных врачей Аптекарского приказа, хотя и относился к их усилиям с долей иронии. Несмотря на лечение, приступы делались все сильнее.
